не оправдывайся, акварель
Верно белый натюрморт искать нужно в ванной. Кафель, занавеска, старые рамы и мои флакончики рядом с мылом. На потолке хлопья краски. Белые.
«ты расчёсывала этой щёткой свою кошку и разрушила моё любовное заклинание вуду.
теперь каждый раз, когда я беру телефонную трубку
я слышу мягкое, грустное урчание»
a softer world
«На набережной Фонтанки, на каменном поребрике, лежало яблоко. Красное, целое, хорошее. На таком не стыдно было бы выцарапать "Прекраснейшей", сесть на ближайшем спуске и посмотреть, что будет. Но я закурил и прошел мимо. Нафига мне война?»
«Гильденстерн (в ярости швыряет монету наземь):
— Да, страха! Такая, знаешь, щёлка, сквозь которую мозги заливает светом!»
Ты не отвязал ленты, не снял качели с веранды. Выкладываешь на них столбики монет-дней и, когда они падают, тебе кажется, она заходит в дом.
«Приходи ко мне,
Будем пить. Весну.
Она у меня в холодильнике,
Выглядит как красное полусухое»
Искоса поглядывала на старый сервант, там, в помутневшей лакировке, ритмично отжималась моя смутная копия. Не думала, что смогу так.
«ты расчёсывала этой щёткой свою кошку и разрушила моё любовное заклинание вуду.
теперь каждый раз, когда я беру телефонную трубку
я слышу мягкое, грустное урчание»
a softer world
«На набережной Фонтанки, на каменном поребрике, лежало яблоко. Красное, целое, хорошее. На таком не стыдно было бы выцарапать "Прекраснейшей", сесть на ближайшем спуске и посмотреть, что будет. Но я закурил и прошел мимо. Нафига мне война?»
«Гильденстерн (в ярости швыряет монету наземь):
— Да, страха! Такая, знаешь, щёлка, сквозь которую мозги заливает светом!»
Ты не отвязал ленты, не снял качели с веранды. Выкладываешь на них столбики монет-дней и, когда они падают, тебе кажется, она заходит в дом.
«Приходи ко мне,
Будем пить. Весну.
Она у меня в холодильнике,
Выглядит как красное полусухое»
Искоса поглядывала на старый сервант, там, в помутневшей лакировке, ритмично отжималась моя смутная копия. Не думала, что смогу так.